Няня проекта “Сестринский уход за сиротами в больницах” Елена Викторовна Туманова с 2010-го года работает постовой няней в детской городской больнице имени Святой Ольги.

*Это призвание.
“Я всю жизнь проработала с детьми, хотя профильного образования нет. В 20 лет пришла нянечкой в детский сад, когда дочка маленькой была. Потом – в детском доме помощником воспитателя 13 лет.
В 2010-м перебрались семьей в Петербург, и я увидела объявление в газете: нужны больничные няни.
А когда узнала, что няни требуются сиротам, другие возможности и рассматривать не стала.
Работать с детьми мне проще, чем со взрослыми. С ними всегда можно договориться”.

*Про этикет
“Когда поступает новый ребенок в палату , я сначала аккуратно налаживаю контакт, всегда с беседы начинаю.
Откуда ты, мой золотой?
Чаще всего ответ – из центра. Из детского дома, значит (Центры содействия семейному воспитанию – официальное название детских домов).
А есть еще вопрос для деток, кто по социальным показаниям в больнице оказался, для домашних : «С кем ты живешь? С мамой, с папой, с бабушкой?» Детдомовские дети этого вопроса не понимают”.

*Про COVID-19
“Сейчас-то уже привыкли, стало немного по-легче. Маска-шапочка-комбинезон.
А в прошлом году мы принимали детей с ковидом: апрель, май, июнь. Вот тогда была экипировка!
Потом, после отпуска (отделение закрывается на полтора месяца) в сентябре нам сказали: всё. Теперь все «ковидные» в ДГИБ№5.
Стало полегче – хоть очки сняли.
Но все равно: бахилы по колено, комбинезон на свою одежду. Сейчас хоть комбинезоны не клеенчатые, но дышать все равно тяжко. Особенно в жару.

Был случай – ухаживала за мальчиком лежачим, кормлю его на постели. Руку поставила на простыню, смотрю: вокруг ладони мокро.
Сначала решила, ребенок описался. А потом поняла – вспотела!
Из рукава натекло! 12 часов походи-ка в таком скафандре.
Поэтому мы переодевали комбинезон через 6 часов. По две маски надевали, одну на другую. И как только тепловой удар не хватил!”

*Про дисциплину
“С детдомовскими работать несложно. Потому что они привыкли к распорядку, привыкли слушаться взрослых.
Малыши – эти так вообще готовы любить любую тетю, бедные, недостает им личной заботы.
Гораздо труднее с ребятами, которых забирают из семьи по акту полиции. Они в стрессе: что произошло, куда привезли, где мама?
Не все же понимают, что мама валяется пьяная…
Вот с ними, бывает, контакт надо долго выстраивать, завоевывать доверие.
Недавно была по акту полиции девочка – 2,5 года. Я в палату зашла, она шарахается. Ладно, думаю, не буду трогать, пусть привыкает.
Пока с другими детьми возилась, смотрю – нет Светланки! Где она?!
В туалет, говорят, убежала. Я туда – пусто.
А потом смотрю – она, как кошка, под ванную забилась…
И есть отказывалась наотрез.
У нее с собой была бутылка воды – не знаю, может, мама дала в дорогу. Так она с ней не расставалась. Я ей туда налила компот, чтобы хотя бы жидкость пила.
Пришло время ужина. Я других детей кормлю, она рядом крутится, видно, что голодная, но упрямится.
Тогда я невзначай так – раз! Ложку в ее сторону протянула, не глядя. Обернулась – ложка во рту. «Садись, говорю, Светочка, покормлю тебя!» Отбрыкивается, ни в какую. Ладно, пусть стоя кушает– еще три ложки пюре проглотила.
Потом я пошла старшей медицинской сестре доложила: поела Света!”

*Про досуг
“У нас инфекционное отделение, правила жесткие. Из бокса – ни ногой.
А каково детям, посиди-ка с месяц в четырех стенах?!
Вот горшок, вот тумбочка, вот кровать.
Еду приносят по расписанию.
Даже игрушки запрещены – не дай бог, зараза!
Но я все равно приношу на смену, обрабатываю: паззлы, домино. Это ребятам постарше.
А лялькам – что-то из пластика, чтобы мылись легко.
И, разумеется, раскраски да книжки.
Еще есть больничное развлечение – когда надо на первый этаж на процедуры сопроводить ребенка, тогда можно на лифте прокатиться. Некоторые ребятам на обратном пути так и говорят: давай, тётя Лена, еще покатаемся?
И мы катаемся.
Я-то хоть домой вечером ухожу. А они – как в тюрьме”.

*Про доброту

“Самое сложное – отношение к сиротам мамочек домашних

детей. Конечно, открытой неприязни не встретишь.
Наоборот, проявляют интерес: видят нас через окошко бокса, замечают фирменный халат «Петербургских родителей». Спрашивают, что за организация.
Сердобольные, бывает, угощают ребят соком, печеньем.
Я не возражаю: главное, чтобы без «запрещенки» – шоколада, апельсинов, сыра. Не хватало мне потом аллергии.

Но доброта эта – до поры, до времени.

Недавно поступили в ночь близняшки, год с небольшим. Утром при выходе на смену мне персонал говорят: “Иди, там двое новеньких к тебе поступили”.
Захожу в палату – в кроватке один только. Где второй?!
Оказалось, ночью мамочка выставила кроватку из палаты в коридор. Из инфекционного бокса!
Я – к ней: вы что творите?!
А она невозмутима: чего он орал, моему ребенку спать не давал.
Вот и весь разговор.

Я в таких случаях прошу заведующего отделением, чтобы нас отселили в другую палату. Если есть свободная, обычно мне идут навстречу.
Я на таких мамочек не обижаюсь.
Могли бы, конечно, медсестру позвать, чтобы та подошла – успокоила. Но у сестричек своих забот невпроворот, зачем им лишняя работа? Ждите, детки, до утра Елену Викторовну. Вот и выходит, что сирот любят только через окошко…”

*Про Димку

“Недавно был колясочник, 16-летний Димка. Аномалия позвоночника, с рождения не ходит.
– Дима, – говорю, – надо в душ. Пойдем вместе.
– Не пойду.
Стесняется.
– Я, – говорю, – смотреть не буду. Четное пионерское! И потом, я же старая!
– Но вы же женщина…
Тогда использую последний аргумент.
– Я не просто женщина, я мама. У меня сын вырос, внук вырос. Я всех мыла. Я только душ подержу, отвернусь.
В итоге согласился. Деваться-то ему некуда: одна рука только свободная, в другой – катетер, мочить нельзя. А сына у меня и не было никогда”.